Bookдайвинг

(к 125-летию со дня рождения Ирины Одоевцевой)

«Нет, я не буду знаменита,
Меня не увенчает слава,
Я, как на сан архимандрита,
На это не имею права.
Ни Гумилев, ни злая пресса
Не назовут меня талантом.
Я маленькая поэтесса
С огромным бантом».

Ирина Одоевцева

Весной 1987 года рейсом Париж-Ленинград из эмиграции вернулась поэтесса, «последняя из Серебряного века» – Ирина Владимировна Одоевцева. Однако прославленная ученица Николая Гумилева писала не только стихи, но также прозу и мемуары, благодаря которым и вошла в историю русской литературы как фигура уникальная.

Уезжая в 1922 году из революционного Петрограда вслед за мужем – известным поэтом Георгием Ивановым, Ирина Одоевцева не предполагала, что разлука с любимым городом затянется надолго, а ее слова, сказанные перед отъездом «такой счастливой, как здесь, на берегах Невы, я уже нигде и никогда не буду», окажутся пророческими.

Дочь рижского адвоката, присяжного поверенного Густава Гейнике и наследницы богатой купеческой семьи Ольги Петровны Одоевцовой – Ираида Гейнике – с детства мечтая быть поэтом. В 1914 году она переехала в Петроград, а в ноябре 1918 записалась на поэтическое отделение института «Живое слово». К этому моменту 23-летняя Ираида уже написала несколько стихотворений, и даже имела круг поклонников своей поэзии. Когда сочинение стихов вошло у Рады, как её называли дома, в привычку, она взяла псевдоним – девичью фамилию матери – и стала Ириной Одоевцевой.

Блестяще образованная, в совершенстве владеющая пятью языками, она сразу же обратила на себя внимание Николая Гумилева, ставшего для нее наставником и другом. Известный поэт так часто с гордостью представлял Одоевцеву знакомым: «Моя ученица!», что Корней Чуковский предложит ей повесить на спину плакат «ученица Гумилева». Но это было значительно позже.

При первом же знакомстве у неё с Гумелевым произошла довольно неприятная история. На одной из лекций он, наугад вытащив из общей пачки стихотворение анонимного поэта-новичка, каковым оказалась Одоевцева, буквально «стер его в порошок». Критика учителя была настолько язвительной и безжалостной, что Ирина убежала домой в слезах с твердым намерением навсегда бросить поэзию.

Позже, чуть успокоившись, она снова взялась писать «в прежнем стиле, назло Гумилеву». Именно тогда и родилось ее ироническое стихотворение: «Нет, я не буду знаменита…».

Николай Гумилев, заметив отсутствие на лекциях яркой, запоминающейся девушки, и однажды встретив ее в коридоре, сам попросил «непременно прийти в следующий четверг». Вскоре она стала его любимой ученицей и перешла из «Живого слова» в гумилевскую Литературную студию. Больше всего мэтр уважал в своей ученице ее нежелание подражать кому-либо: на фоне сонма «грибов-подахматовок» Ирина Одоевцева оставалась собой.

И все-таки, наверное, больше, чем стихи Одоевцевой, Гумилев ценил ее общество, ее умение слушать. Он рассказывал ей о своем детстве, о путешествиях в Африку, о войне, о сложных взаимоотношениях с Анной Ахматовой – обо всем. А она восторженно слушала и запоминала каждое слово. Гуляя, они проходили в день вёрст по пятнадцать. Потом шли к нему, сидели у камина, смотрели на огонь. Юная поэтесса любила спрашивать, 34-летний поэт любил отвечать. Они переговорили обо всём и обо всех: об Ахматовой, Блоке, Мандельштаме, Кузмине, Северянине. Всё это были поэты гумилёвского круга, и Ирине удалось также войти в это общество. «Кто из посещавших тогда петербургские литературные собрания не помнит стройную, белокурую, юную женщину, почти, что ещё девочку с огромным чёрным бантом в волосах, нараспев, весело и торопливо, слегка грассируя, читающую стихи, заставляя улыбаться всех без исключения, даже людей, от улыбки в те годы отвыкших», – вспоминал поэт Георгий Адамович. Оптимистичная, коммуникабельная, но ни капли не амбициозная, всегда со вкусом одетая, увенчанная «огромным бантом» –неотъемлемой деталью «поэтического имиджа», Ирина Одоевцева всегда находилась в гуще тогдашней литературной «тусовки».

В связи с тем, что Ирина Одоевцева хорошо умела слушать, многие ей часто доверяли свои личные истории, чуть ли не исповедовались. А феноменальная память позволила ей спустя десятки лет воспроизвести каждое слово из разговоров, дискуссий, споров тех времен.

Живя уже в эмиграции, Ирина Одоевцева параллельно со стихами обратилась к прозе. Первый ее роман «Ангел смерти» был издан в 1927 году и вызвал восторженные отклики и у читателей, и у солидной зарубежной прессы: «Изысканный и очаровательный аромат романа нельзя передать словами», – писала «Times». «На книге Одоевцевой лежит безошибочная печать очень большого таланта. Мы даже осмеливаемся поставить ее на один уровень с Чеховым…» («Gastonia Gazette»). Позднее Ирина Одоевцева написала еще несколько романов: «Изольда», «Зеркало», «Оставь надежду навсегда», «Год жизни» (не закончен), которые были переведены на многие языки мира.

Но для нас, россиян, более значимыми в творчестве Ирины Одоевцевой являются ее воспоминания «На берегах Невы» и «На берегах Сены», на станицах которых она представила живые портреты любимых поэтов, с которыми свела ее судьба.

В начале 60-х годов Ирина Одоевцева приступила к работе над книгой воспоминаний «На берегах Невы». С истинно поэтическим даром она воссоздала в этой книге литературный, музыкальный и художественный Петроград в послереволюционные годы. На страницах мемуаров как живые предстали Николай Гумилев, Осип Мандельштам, Александр Блок, Анна Ахматова, Георгий Иванов и другие блистательные поэты Серебряного века. Эти воспоминания, написанные ярко, живо и образно, стали бесценным свидетельством и богатейшим материалом для осмысления того феномена, который представляет собой небывалый культурный расцвет в России в начале ХХ века. «Я пишу не о себе и не для себя…, а о тех, кого мне было дано узнать «На берегах Невы», – подчеркивала Ирина Одоевцева в предисловии к своей первой мемуарной книге. И сдержала слово: в книге начисто отсутствуют как неизбежные в классических мемуарах главы «детства-отрочества», так и кокетливое самолюбование на тему «великие и я».

Книга «На берегах Невы» имела огромный успех, что вдохновило Ирину Владимировну на написание второй части мемуаров «На берегах Сены». В этой книге она рассказала о своих встречах с представителями русской литературы, унесенными волной эмиграции в годы Гражданской войны: Иване Бунине, Игоре Северянине, Зинаиде Гиппиус, Дмитрии Мережковском и другими представителями художественной интеллигенции, о жизни и быте «русских за границей». В предисловии она пишет: «Я согласна с Мариной Цветаевой, говорившей в 1923 году, что из страны, в которой стихи ее были нужны, как хлеб, она попала в страну, где ни ее, ни чьи-либо стихи никому не нужны. Даже русские люди в эмиграции перестали в них нуждаться. И это делало поэтов, пишущих на русском языке, несчастными». Константин Бальмонт, Игорь Северянин, Марина Цветаева и многие другие растерянные, отчаявшиеся люди литературного круга, являвшего собой этакий «серпентарий единомышленников», находили утешение именно у Ирины Одоевцевой. А она, не теряя своего природного оптимизма, была готова выслушать и морально поддержать каждого. «Более чем хлеба, им не хватало любви читателя, и они задыхались в вольном воздухе чужих стран», писала она в своих мемуарах.

«Ветер подует, сломает или унесет. Взмахнете бантом, как крылом, – и только вас и видели…», – такое будущее напророчил однажды Николай Гумелев Ирине Одоевцевой. Но знал ли он, что отчасти окажется прав: ветер «подул» и унес его ученицу с берегов Невы на берега Сены, и уж вовсе никто не мог предвидеть, что тот же ветер – тот же или другой – вернет ее с берегов Сены на берега Невы!

В восьмидесятые годы, когда появилась возможность поездок за рубеж, журналистка и писательница Анна Колоницкая отправилась в Париж с единственной целью – разыскать Ирину Одоевцеву, а по возвращении в Союз опубликовала в «Литературной газете» очерки о ней. В прессе пошла волна воспоминаний. Союз Писателей СССР официально пригласил Одоевцеву вернуться на Родину. Ирина Владимировна приняла предложение незамедлительно.

Вернувшись в родную страну на заре перестройки, Одоевцева как бы соединила нашу повседневность с далеким, почти нереальным Cеребряным веком. Она же и подвела под этим веком черту, уйдя из жизни через три года после возвращения. Уже этого достаточно, чтобы ее имя оказалось вписано в историю нашей литературы.

И в заключении хочется заметить, что, не смотря ни на какие невзгоды, выпадавшие на ее долю, Ирина Владимировна Одоевцева была в своей жизни счастлива. А ее книги – доказательство того, что она обладала уникальным даром: умела делиться этим счастьем с другими.

    «И все-таки наперекор всему –
    Сама не понимая почему, –
    Наперекор безжалостной судьбе
    И одиночеству,
    По-прежнему во сне и наяву
    Я с наслаждением живу».

Если Вас заинтересовали жизнь и творчество этой необыкновенной женщины, и хотелось бы узнать о ней больше, обращаем Ваше внимание на следующие публикации:

• Дубинянская, Я. Ирина Одоевцева. «Последняя из Серебряного века» / [сайт] – URL: https://www.liveinternet.ru/users/svetlana-k/post299752370 (дата обращения 16.06.2020). – Режим доступа: свободный.
• Ирина Одоевцева / [сайт]. – URL: http://pogudin-oleg.ru/forum/10-429-1 (дата обращения 16.06.2020). – Режим доступа: свободный.
• Туркина, Т. Ирина Одоевцева: маленькая поэтесса, вернувшая России большую поэзию / [сайт] - URL: http://vokrugknig.blogspot.com/2015/06/blog-post_27.html (дата обращения 16.06.2020). – Режим доступа: свободный.
• Эрлихман, В. Последняя улыбка Серебряного века. Строчки и кумиры Ирины Одоевцевой, родившейся 120 лет назад / Родина [сайт]. – URL: https://rg.ru/2015/06/29/rodina-odoevceva.html (дата обращения 16.06.2020). – Режим доступа: свободный.