150 лет со дня рождения Н. А. Тэффи
(09.05.1872-06.10.1952)
«Сама жизнь… столько же смеется, сколько плачет»
Н. А. Тэффи
Тэффи (настоящее имя Надежда Александровна Лохвицкая) – русская писательница и поэтесса, мемуарист. Популярность ее в России была столь велика, что появились даже духи и конфеты «Тэффи». Шоколадные конфеты «Тэффи» раскупались мгновенно, духи с таким же названием пользовались невероятным спросом.
Главным героем сатирических рассказов Тэффи является «маленький» человек, страдающий от пошлости и фальши окружающего мира, но, несмотря на это, сохраняющий способность испытывать маленькие радости жизни. Читатели разделяли сочувствие писательницы к детям и старикам, вдовам и отцам семейства.
Её называли первой русской юмористкой начала ХХ века, «королевой русского юмора», однако она никогда не была сторонницей чистого юмора, всегда соединяла его с грустью и остроумными наблюдениями над окружающей жизнью. У Тэффи драматическое часто переплетается с комическим, а серьезность – с забавным и трогательным.
В ее рассказах искали легкое веселое чтение, позволяющее отдохнуть и отвлечься от повседневности. А находили мудрость, доброту и милосердие – и оказывалось, это именно то, чего всем по-настоящему не хватало. В очень непростые времена она щедро дарила радость тысячам своих соотечественников, разбросанных по всему миру.
Надя Лохвицкая родилась 24 апреля 1872 года в родовитой дворянской семье. Отец – Александр Владимирович – был известным в Петербурге адвокатом, оратором, профессором, автором научных трудов. Мама – Варвара Александровна – «всегда любила поэзию и была хорошо знакома с русской и в особенности европейской литературой». Она была француженкой по происхождению, и, несомненно, именно от нее Надя унаследовала свою игривость и непосредственность.
Детство Надежды и трех ее сестер было безоблачным и счастливым. Родители постарались им дать достойное образование и воспитание. Старшая сестра Тэффи – Мирра Лохвицкая – рано начала писать стихи и очень быстро стала пользоваться популярностью как поэтесса. Ее строками восхищались Константин Бальмонт и Игорь Северянин. Мирра дважды была награждена Пушкинской премией, ее называли «русской Сафо». Две другие сестры – Варвара и Елена – тоже не без успеха пробовали свои силы в литературе.
Надя свой творческий путь также начала с поэзии. Впервые ее стихотворение было напечатано в 1901 году в журнале «Север»:
Мне снился сон безумный и прекрасный,
Как будто я поверила тебе,
И жизнь звала настойчиво и страстно
Меня к труду, к свободе и к борьбе.
Проснулась я… Сомненье навевая,
Осенний день глядел в мое окно,
И дождь шумел по крыше, напевая,
Что жизнь прошла и что мечтать смешно!
В связи с этим она вспоминала: «Когда я увидела первое свое произведение напечатанным, мне стало стыдно и неприятно. Все надеялась, что никто не прочтет». Но тяга к писательству не пропала. Надежда сочиняла веселые лукавые песенки, придумывала к ним музыку и пела под гитару:
Мой черный карлик целовал мне ножки,
Он был всегда так ласков и так мил!
Мои браслетки, кольца, брошки
Он убирал и в сундучке хранил.
Но в черный день печали и тревоги
Мой карлик вдруг поднялся и подрос:
Вотще ему я целовала ноги -
И сам ушел, и сундучок унес!
Постепенно Надежда Александровна занялась прозой. Выбору своего псевдонима – в зависимости от настроения, наверное, – она давала два разных объяснения. Одним говорила, что знала некоего глупого человека Стефана, которого слуга почему-то называл Стэффи. Полагая, что глупые люди обычно счастливы, она «ради деликатности» сократила это имя до Тэффи, сделав его своим псевдонимом и впервые подписав им одноактную пьесу «Женский вопрос».
В одном из интервью (после премьеры этой самой пьесы) она отвечала иначе: это имя имеет отношение к одному глупому человеку, и, тут же поправившись, сказала, что это фамилия. Журналист, прервав ее, спросил, не имеется ли в виду песня Р. Киплинга «Taffy was a Walesman / Taffy was a thief» (Тэффи из Уэльса, Тэффи был вором). Тэффи быстро согласилась, что источником псевдонима был Киплинг.
Первая ее книга – «Юмористические рассказы» – появилась в 1910 году. Популярность Тэффи с каждым днем только нарастала. До революции сборник переиздавался 10 раз. Появлялись новые издания: «Дым без огня», «Карусель», «И стало так». Театры охотно ставили ее пьесы. С успехом шел спектакль «Король Дагобер». В 1916 году Малый театр поставил «Шарманку Сатаны».
Часто Тэффи называют преемницей традиций Чехова. Впрочем, Антон Павлович, как замечал критик В. Д. Днепров, «все же творил некий «суд сверху», был заинтересован в лучшем, чем то, что видел, т. е. опять-таки требовал. Тэффи не обличает, не зовет, не судит, не требует. Она с людьми, она не отделяет себя от них ни в чем… Печаль – вот основная нота ее голоса, надломленного, умного. Печаль и неосуждение, горький ветер вечности, экклезиастова вещая простота – вот что ближе ей всего…»
На страницах ее рассказов виртуозно выведены самые разнообразные человеческие типажи. Мелкие чиновники, журналисты, путешественники, прачки, мамзельки и самые удивительные чудаки прорисованы крупными мазками, но вместе с тем поразительно точно и узнаваемо.
«Собственно говоря, когда я сажусь за стол, рассказ мой готов весь целиком от первой до последней буквы, – поясняла она. – Если хоть одна мысль, одна фраза не ясна для меня, я не могу взяться за перо. Словом, самый яркий и напряженный процесс творчества проходит до того, как я села за стол. Это – игра. Это – радость. Потом начинается работа. Скучная. Я очень ленива, и почерк у меня отвратительный. Рассеянна. Пропускаю буквы, слога, слова. Иногда начну перечитывать, и сама не пойму, в чем дело. Вдобавок все время рисую пером всякие физиономии…»
В лучших своих произведениях она умела сочетать в уникальных, известных ей одной пропорциях, смех и слезы. Часто говорят, что русский человек слишком серьезен. Слишком сосредоточен на глобальных и судьбоносных проблемах. Слишком обременен осознанием ответственности за возможно неправильное решение. Слишком погружен в себя. Настолько, что вместо того, чтобы на вопрос «Как дела?», улыбнувшись, отчеканить: «Просто замечательно!» (как это делает все «цивилизованное» человечество), начинает действительно отвечать, как у него дела! Что ж поделаешь, если у нас и лучшие комедии без драмы не обходятся, и любимые песни непременно о том, как «пуля ранила в сердце», а «жинка вышла за товарища». Поэтому смех нам необходим как лекарство.
Слишком серьезно относиться к себе накладно и опасно для здоровья. Когда все вокруг тонет в серых красках, а происходящие события не внушают оптимизма, полезно попытаться посмотреть на них, а потом и на себя в них, со стороны – так, как если бы все главное уже случилось. И найти хотя бы одну деталь, над которой можно искренне посмеяться. Ведь только через хороший смех, который часто сквозь слезы, можно понять все о человечестве и при этом продолжить его любить.
Поразительный и, возможно, уникальный пример в истории русской литературы: практически во всех сохранившихся мемуарных свидетельствах – кто бы их ни писал, даже самые желчные люди – Тэффи предстает почти в ангельском образе.
Даже чопорный и надменный И. Бунин, к которому и подойти-то многие боялись, души в ней не чаял, любил безмерно. «Делание приятного другим было едва ли не самой основной чертой ее характера… Ее доброта отличалась деловитостью и была лишена малейшего оттенка сентиментальности. Проявлялась же она всегда, когда в ней встречалась надобность». «Тэффи как человек была крупнее, значительнее того, что она писала. Каждого, кто ее знал, поражал ее ясный, трезвый, обнажающий все пошлое, светлый ум…».
Это значит лишь одно – радости могут скрываться в самых простых вещах. Умение Надежды Александровны искренне поражаться, восхищаться, умиляться там, где остальные видят лишь обыденность, не может не удивлять. В ней словно жил маленький ребенок, способный смотреть на мир непомутненным взором первооткрывателя.
Перед революцией обе столицы России – и Москва, и Питер – сходили по Тэффи с ума. Ей восхищались, она была желанной гостьей на всех светских вечерах. Да что и говорить, если сам государь Николай II, обсуждая, чьи произведения он хотел бы видеть в альбоме к 300-летию Дома Романовых, воскликнул: «Тэффи! Только ее. Никого, кроме нее, не надо. Одну Тэффи!»
О причинах такой ошеломительной популярности остается только гадать. Возможно, атмосфера так накалилась, а неопределенность будущего была настолько гнетущей, что «разрядка» людям была просто физически необходима. Смех в таких случаях выручает как нельзя лучше. Возможно – наоборот – беззаботность общества достигла своего апогея, о сложных перипетиях внутренней и внешней политики думать не хотелось, а хотелось жить здесь и сейчас – и по возможности – как можно веселее.
Пожалуй, в ее лаконичных рассказах, написанных просто и ясно, читатели почувствовали главное: настоящую доброту. Трудно объяснить не знакомым с творчеством Тэффи, что именно привлекает в ее коротеньких историях: в них есть и ирония над естественными слабостями человека, и жалость к человеческой природе, и добрая усмешка, и ноты печали и лиризма, и сострадание, и глубинное милосердие.
В 1908 году начал выходить в свет журнал «Сатирикон» под руководством Аркадия Аверченко. Издание быстро завоевало популярность у читающей публики. Как справедливо отметил один из исследователей, «не гоголевский «смех сквозь слезы», а смех вместо слез – такова была позиция сатириконцев». Саша Черный, А. Куприн с пародиями, А. Грин с замечательными рассказами, практически все крупнейшие поэты и даже И. Бунин иногда – все находили у Аверченко гонорар и гостеприимный кров. Не удивительно, что в состав сотрудников издания вошла и Тэффи. Одним из ее любимых афоризмов, который стал эпиграфом первого тома «Юмористических рассказов» была мысль из шестой части «Этики» Б. Спинозы: «Ибо смех есть радость, а посему сам по себе – благо».
Значительной вехой в жизни Тэффи была работа еще в одном издательстве – газете «Русское слово», которую возглавлял один из известных фельетонистов конца XIX-нач. XX века Влас Дорошевич. На возмущенные замечания, «почему-де Тэффи не пишет злободневные фельетоны», Дорошевич мудро отвечал: «Нельзя на арабском коне воду возить».
Как и большая часть петербургской интеллигенции, Тэффи надеялась, что революция привнесет живительные перемены в жизнь страны. Февраль 1917 года она встретила с энтузиазмом. Но все, что последовало за октябрем, понять и принять не смогла.
Лето 1919 года. Новороссийск. На набережной у парохода «Великий князь Александр Михайлович» суета, прощальные выкрики, спешные наставления и обещания… Минута, другая – и набитый до отказа пароход, вздрогнув, начинает отплывать, оставляя за собой две полосы – белую в воде и черную в небе. Среди отплывающих была и Надежда Александровна Тэффи.
Каждый из пассажиров этой огромной махины в глубине души надеялся, что необходимость разорвать связь с домом, родными, друзьями, перевернуть всю жизнь с ног на голову – если и не страшный сон, то временная мера, и еще немного – все вернется в прежнее русло…
К счастью, писательская судьба Тэффи в эмиграции сложилась удачно: она много и плодотворно работала, занималась общественной деятельностью. Ее твердый характер вкупе с умением удивительно просто смотреть на себя и иронично – на окружающую действительность – не позволяли опустить руки и отчаяться.
Ее знали и любили в Париже, Берлине, Варшаве, Шанхае, Харбине. Для многочисленных газет и журналов получить в печать рассказ Тэффи считалось настоящей удачей – ведь благодаря этому аудитория издания моментально увеличивалась. За это время ею были составлены и изданы девятнадцать сборников рассказов.
Первым произведением Тэффи, напечатанном за границей, стал рассказ «Ке фер?» – о генерале-эмигранте, который, полюбовавшись на богатые особняки и наряженную толпу беспечных парижан, стоял в растерянности посреди парижской площади и смущенно вопрошал: «Все это, конечно, хорошо, господа! Очень даже все хорошо. А вот… ке фер? Фер-то ке?» Действительно, что делать-то? Как же много русских эмигрантов, день за днем скитаясь по чужому городу в поисках работы, задавали себе этот вопрос – и неделями, годами не находили ответа. Представители знатных фамилий, умные, начитанные, образованные – они вынуждены были трудиться шоферами, официантами, прачками.
В Россию Тэффи уже не вернется. Ей предстоит прожить 32 года в эмиграции. Но своего взора от утраченной родины она действительно уже не отведет. Каково это – жить вдали от того, что дорого сердцу – Тэффи будет писать до конца жизни:
«Дрожит пароход, стелет черный дым. Глазами, широко, до холода в них, раскрытыми, смотрю. И не отойду. Нарушила свой запрет и оглянулась. И вот, как жена Лота, застыла, остолбенела навеки и веки видеть буду, как тихо-тихо уходит от меня моя земля».
«Анекдоты смешны, только когда их рассказывают, – говорила она. – Когда же их переживают – это уже трагедия. Моя жизнь – анекдот, а значит – трагедия». От смешного до печального на страницах ее рассказов – да и в ее биографии – всего один шаг.
Материал подготовлен
методистом ведущей категории ГКУК ЧОБМ Н. С. Кузнецовой
на основе открытых источников